В феврале 1917 г. продовольственная ситуация в крупнейших городах России продолжала ухудшаться. В столицах росли очереди за хлебом. 18 февраля часть рабочих Путиловского завода начала забастовку, требуя прибавки к зарплате. В ответ администрация не только уволила стачечников, но и объявила, с согласия военного министерства, частичный локаут, закрыв несколько цехов. После этого стачка распространилась на весь завод, а 23 февраля ее поддержали рабочие большинства промышленных предприятий Петрограда. В стачках приняли участие 130 тыс. чел.

23 февраля (8 марта по новому стилю) на заводах и фабриках Петрограда прошли митинги, посвященные Международному дню солидарности трудящихся женщин. Работницы, измученные мыслями о том, как накормить голодных детей, живо откликались на призывы революционных ораторов бороться с властью, обвиняя ее в переживаемых невзгодах. Начались демонстрации, двинувшиеся к центру, на Невский проспект. В колоннах преобладали женщины, возбужденно требовавшие: «Хлеба! Хлеба!».

На следующий день стачки и демонстрации продолжали нарастать, число их участников достигло 200 тыс. Произошли первые столкновения с полицией и войсками. Наряду с требованием хлеба появились политические лозунги: «Долой царя!», «Долой войну!», «Да здравствует республика!» 25 февраля стачка стала всеобщей. В ней участвовало уже 300 тыс. чел.

События развивались стихийно, хотя члены революционных партий принимали в них самое активное участие. Но руководящие органы эсеров, меньшевиков и находившихся в подполье большевиков приняли решение о поддержке всеобщей стачки лишь 25 февраля, когда она уже стала реальностью.

Власти поначалу недооценили опасность. Министр внутренних дел А. Протопопов слал царю в ставку успокаивающие телеграммы, считая, что очаги крамолы обезврежены еще 14 февраля, когда были арестованы организаторы демонстрации в поддержку собравшейся на очередную сессию Государственной Думы. Командующий петроградским военным округом генерал С. Хабалов ограничился заявлением о том, что хлеба в городе достаточно, а если где-то и возникла его нехватка, то оттого, что многие, поддавшись панике, скупали хлеб впрок, на сухари. Лишь вечером 25 февраля власти осознали, что ситуация выходит из-под контроля. Хабалов огласил телеграмму от Николая II: «Повелеваю немедленно прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время борьбы с Германией и Австро-Венгрией». Для полицейских чинов это означало: «патронов не жалеть!»

26 февраля войска, перекрывшие рабочим колоннам путь к центру столицы, открыли огонь по демонстрантам, убив и ранив более 150 человек. Однако в этот же день 4-я рота запасного батальона Павловского полка отказалась стрелять в рабочих и подняла восстание. На следующий день, 27 февраля начался массовый переход частей гарнизона на сторону антиправительственных сил. Даже казаки отказались выступать карателями, а в ряде мест поддержали восставших против полиции.

Бунт в войсках лишил монархию опоры. Небольшой отряд, остававшийся под командованием Хабалова и военного министра М. Беляева, сначала укрепился в здании Адмиралтейства, потом, в ночь на 28 февраля, перешел в Зимний дворец, а утром вновь вернулся в Адмиралтейство. Не дождавшись подкреплений и узнав о захвате восставшими Петропавловской крепости, Хабалов распустил своих солдат.

«Да, решительный начальник, батальон верных солдат, быстрота действий, и судьба России — да и всего мира — была бы иной»,— сетовал впоследствии эмигрантский историк. Однако было ли случайностью то, что такого начальника и такого батальона у российской монархии не нашлось?

Уже 25 февраля в разгар волнений в Петрограде в кругах социал-демократов возникла идея организации Совета рабочих депутатов по образу и подобию 1905 г. Инициаторами выступили меньшевистская фракция IV Государственной Думы, Союз рабочих кооперативов, Рабочая группа Центрального военно - промышленного комитета. 27 февраля они создали Временный исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и организовали выборы по принципу — 1 депутат от тысячи рабочих и от роты солдат. В Совет вошли около 250 депутатов, большей частью меньшевиков и эсеров.

Незначительное представительство большевиков в Совете объяснялось тем, что их позиции были относительно слабы среди рабочих, недавно пришедших в города (во время войны число недавних выходцев из деревни значительно увеличилось), их пораженчество и крайний радикализм еще не приобрели в обществе популярности. К тому же большевики, вынужденные во время войны уйти в подполье, не имели возможности легально пропагандировать свои взгляды.

Председателем Совета стал меньшевик Н.С. Чхеидзе, его заместителями — меньшевик М.И. Скобелев и эсер А.Ф. Керенский.

В Думе тем временем раздавалась яростная критика режима. Однако лидеры «Прогрессивного блока» по-прежнему собирались бороться с самодержавием «словом и только словом». Лидер националистов В.В. Шульгин позднее вспоминал, что расчеты думских лидеров строились на том, чтобы «признав справедливым нарастающее неудовольствие, попытаться ввести его в наименее резкие, в самые приемлемые формы… Другими словами, недовольство, которое легко могло перейти в революцию, подменить недовольством Думы. Наше цель была, чтоб массы оставались спокойными, так как за них говорит Дума».

26 февраля председатель IV Государственной Думы октябрист М.В. Родзянко направил царю в Могилев телеграмму, убеждая его пойти навстречу оппозиции и сформировать «ответственное министерство»: «Положение серьезное. В столице анархия… Растет общественное недовольство. Часть войск стреляет друг в друга. Необходимо немедленно составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно».

Однако Николай II по-прежнему не желал уступить и пойти на преобразование самодержавной монархии в конституционную. Он, как и многие представители власти, не сразу осознал опасность и, по-видимому, все еще верил в правоту императрицы Александры Федоровны, писавшей ему: «Только, дорогой, будь тверд, покажи властную руку, вот что нужно русским. Ты никогда не упускал случая показать любовь и доброту,— дай им теперь почувствовать твой кулак. Они сами просят об этом — сколь многие недавно говорили мне: «Нам нужен кнут!» Они еще боятся тебя и должны бояться еще больше, так что, где бы ты ни был, их должен охватывать все тот же трепет».

Председатель Совета министров кн. Н.Д. Голицын объявил о роспуске Думы. Отвергнув предложения нескольких депутатов провозгласить себя Учредительным собранием, Дума подчинилась. Отныне собрания депутатов были не более, чем частными совещаниями. Однако уже на первом таком совещании 27 февраля был образован Временный Комитет Государственной Думы. Возглавивший его Родзянко вновь телеграфировал Николаю II: «Положение ухудшается. Надо принять немедленные меры, ибо завтра будет поздно. Настал последний час, когда решается судьба Родины и династии».

27 февраля царь направил в столицу фронтовые части (несколько полков и батальон георгиевских кавалеров) во главе с генералом Н.И. Ивановым, назначенным командующим Петроградским военным округом с правом подвергать гражданских лиц военно-полевому суду. Однако экспедиция Иванова не достигла цели: 1 марта эшелоны остановились на станции Вырица неподалеку от Царского Села, где ожидали подкреплений.

Сам Николай II утром 28 февраля выехал в Царское Село. Однако в пути поступило сообщение (как впоследствии выяснилось, ложное), что станции Тосно и Любань захвачены бунтовщиками и дальнейшее движение небезопасно. «Литерный» царский поезд повернул и 1 марта прибыл в Псков, в штаб Северного фронта. К этому времени высший генералитет во главе с начальником штаба Ставки генералом М.В. Алексеевым пришел к выводу о необходимости поддержать думских лидеров и предложить царю даровать ответственное министерство. Командующий Северным фронтом генерал Н. Рузский с большим трудом добился согласия Николая II. Но когда он сообщил об этом Родзянко, тот ответил, что уступка царя опоздала и необходимо отречение.

Узнав о заявлении Родзянко, Алексеев и командующие фронтами единогласно просили царя «во имя спасения родины и династии принять решение, согласованное с заявлением председателя Государственной Думы, как единственно, видимо, способное прекратить революцию и спасти Россию от ужасов анархии». Под давлением генералов царь согласился на отречение в пользу сына при регентстве своего брата — великого князя Михаила Александровича. Однако, когда 2 марта в Псков прибыли посланцы Думы А.И. Гучков и В.В. Шульгин, которые должны были принять отречение, Николай II сообщил им, что отрекается не только за себя, но и за наследника престола, и передает трон Михаилу.

С юридической точки зрения этот акт был абсолютно незаконным. Царь не имел права отрекаться за наследника. Однако вряд ли можно считать обоснованными предположения, что Николай II сознательно нарушал закон, рассчитывая в случае удачного поворота событий взять назад свое отречение как незаконное. Скорее всего он просто не хотел подвергать сына риску и боялся разлуки с ним. Тем более, что незаконным было бы любое отречение. Законы Российской империи в принципе не предусматривали возможности отречения от престола действующего императора, разрешая подобное лишь наследнику. Но в тот момент право отступило перед политической необходимостью.

В то время, когда генерал Рузский уговаривал Николая II отречься от престола, Временный комитет Государственной думы формировал новое правительство. В его состав вошли наиболее видные представители российского либерализма. Единственным социалистом в правительстве стал А.Ф. Керенский, видный деятель фракции трудовиков, добившийся популярности благодаря участию в качестве адвоката в крупных политических процессах.

Премьер-министр и министр внутренних дел кн. Г.Е.Львов Беспартийный

Иностранных дел П.Н.Милюков Кадет

Военно-морской А.И. Гучков Октябрист

Торговли и промышленности А.И.Коновалов Прогрессист

Финансов М.И.Терещенко Беспартийный

Земледелия А.И.Шингарев Кадет

Путей сообщения Н.В. Некрасов Кадет

Просвещения А.А.Мануйлов Кадет

Юстиции А.Ф.Керенский Эсер

Обер-прокурор Синода В.Н.Львов Группа «Центра»

Государственный контролер И.В. Годнев Октябрист

По делам Финляндии Ф.И.Родичев Кадет

 

Сформировав правительство, Временный комитет Государственной Думы вынужден был вступить в переговоры с Советом рабочих и солдатских депутатов, обладавшим реальной властью в городе. Исполком Петросовета большинством (против выступили только большевики) согласился на формирование буржуазного правительства. Меньшевики были убеждены, что социалистическая революция в России может произойти не раньше, чем страна пройдет длительный путь капиталистического развития, сформирует многочисленный и культурный рабочий класс. Один из лидеров меньшевиков — И.Г. Церетели — утверждал: «Оппозиция буржуазии объективно расшатывает основы самодержавия и расчищает почву для революции. И в случае революции буржуазия, как целое, не может стать против нас, она не может бороться с раскрепощением страны, которое нужно для ее собственного развития. Если бы это было не так, то успешная революция в России была бы вообще невозможна, ибо пролетариат недостаточно силен и зрел, чтобы вырвать власть из рук самодержавия и организовать страну на демократических началах — без помощи буржуазии и в борьбе с ней.»

Отречение Николая II, вопреки надеждам монархистов, не ослабило волнений. Все шире звучало требование созыва Учредительного собрания. Когда Гучков, вернувшись в Петроград, закончил чтение манифеста об отречении Николая II возгласом «Да здравствует царь Михаил!», он был немедленно арестован рабочими и вызволен лишь с помощью Родзянко.

3 марта делегация Временного комитета Государственной Думы и Временного правительства обратилась к Михаилу, предоставив ему решить: царствовать или передать вопрос о государственном строе России на Учредительное собрание. Гучков и Милюков умоляли его принять престол, считая перемену государственного строя гибельной для России, а Родзянко и Керенский убеждали отречься, полагая, что иначе разразится гражданская война.

Михаил не принял престола и в манифесте о своем отречении заявил, что согласится «в том лишь случае воспринять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием, через представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые законы Государства Российского». Манифест призывал граждан подчиниться Временному правительству, «облеченному всей полнотой власти». Это означало, что впредь до созыва Учредительного собрания в руках правительства сосредоточивается не только исполнительная, но и законодательная власть.

Монархическое сознание, еще недавно, в дни празднования 300-летия династии Романовых, казавшееся незыблемым, распалось необычайно легко. В защиту монархии не выступила ни армия, ни провинция. От монархизма отказались все — от великих князей[6] до партии кадетов, съезд которой вынес решение: «Россия должна быть демократической парламентарной республикой».

[1] Во время войны в Петрограде были созданы запасные батальоны находившихся на фронте гвардейских полков. Запасные батальоны были укомплектованы либо выздоравливавшими после ранений фронтовиками, либо призывниками. Солдаты запасных батальонов крайне опасались попасть на фронт и особенно легко поддавались антивоенной и революционной пропаганде.

[2] В советские годы отечественные историки именовали меньшевиков и эсеров «мелкобуржуазными партиями». Такая характеристика, однако, неточна. Партия социалистов-революционеров (эсеров) была крестьянской, неонароднической. Она считала основой социализма мелкое артельное производство и общинное землевладение при уравнительном распределении земли в пользование. Если рассматривать мелкую буржуазию как социальную группу, существующую за счет личного труда в собственном хозяйстве (земледельческом, ремесленном, торговом и т.п.), то эсеров действительно можно считать мелкобуржуазной партией. В России, где значительная часть рабочих все еще обладала крестьянским сознанием, высокая популярность эсеров в пролетарской среде естественна. Тем более широки были симпатии к эсерам в армии, состоявшей преимущественно из крестьян. Меньшевики же являлись последовательно пролетарской социал-демократической партией, а точнее фракцией еще не распавшейся окончательно РСДРП. Тесное сотрудничество меньшевиков и эсеров в 1917 г. позволяет во многих случаях рассматривать позиции этих партий в единстве. В этих случаях разумно именовать их социалистическими или правосоциалистическими (в отличие от большевиков) партиями.

[3] Имеется в виду правительство, ответственное не только перед монархом, но и перед законодательной властью — Государственной Думой.

[4] Вечером того же дня правительство Голицына ушло в отставку.

[5] Керенский выступал защитником на процессе большевиков, ограбивших в 1909 г. почтовый поезд с целью пополнения партийной кассы, в 1912 г. защищал лидеров армянской партии Дашнакцутюн, возглавлял комиссию по расследованию Ленского расстрела, в 1913 г. подписал резолюцию, принятую Петербургской коллегией адвокатов против фабрикации «дела Бейлиса».

[6] Великие князья довольно легко согласились не только на отказ от престола и созыв Учредительного собрания, но и на отказ от всех занимаемых должностей и отдачу в казну удельных земель. Великий князь Кирилл Владимирович, впоследствии объявивший себя императором Кириллом I, уже 28 февраля перешел на сторону восставших вместе с находившимся под его командой Гвардейским экипажем, а 1 марта явился в Таврический дворец с красным бантом на груди, чтобы выразить радость по поводу свершившейся революции.