Развивающая образовательная среда Моя история России

Б. А. Романов - советский историк (5)

Как далеко его представление о князе от классического облика первых, еще языческих властителей империи Рюриковичей, данного в церковных записях «Повести временных лет». Это не Игорь, павший (под Коростенем) жертвой собственных хищнических приемов примучивания славянских племен «многими» данями и соревнования на этой почве между отдельными группами и не Святослав, герой дружинного эпоса, гроза степей п «варвар», в своих широких политических планах оторвавшийся от родной почвы («ты, княже чюжея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабив»), образец увлекательной личной храбрости и чемпион походного искусства, поплатившийся собственным черепом («лбом», из которого была сделана чаша убившими его печенегами) за тот трепет, в котором умел держать саму Византийскую империю.

В церковной интерпретации непослушный сын (Ольги) и беззаботный отец, Святослав перешел в историческую традицию как прототип запорожца – XVI-XVII вв., неотделимым от коня и меча, верным членом дружинного товарищества.

...

У Заточника князь – фигура иного масштаба, иных бытовых ассоциаций, потому что и иной исторической ступени. «Егда веселишися многими брашны, а мене помяни, сух хлеб ядуща; или пиеши сладкое питие, а мене помяни, теплу воду пиюща от места незаветрена; егда лежиши на мягкых постелях под собольими одеялы, а мене помяни, под единым платом лежаща и зимою умирающа...». Мыслится он в масштабах одного города, отнюдь не всей «Русской земли»: «Дуб крепок множеством корениа; тако и град наш твоею державою». Правда, и он «многими людми честен и славен по всем странам», но «Русская земля», мысль о которой держит на себе весь идейный строй «Слова о полку Игореве», и близко не лежала к словарному составу и запасу понятий Даниилова «Слова».

Конечно, и теперь «добру» князю принадлежит роль военного вождя, ибо «многажды беснарядием полци погибают... велик зверь, а главы не имеет; тако и многи полки без добра князя». Это – то же, что у южного летописца, объяснившего одну военную неудачу тем, что «не бяшеть ту князя, а боярина не вси слушают». Но истинной пружиной княжеской политики и поведения у Заточника оказываются «думцы», советники: «князь не сам впадает в вещь, но думцы вводят», как и корабли топит не море, а ветры. А главное, предмет этой политики и стимул этого поведения – всего только добывание столов в феодальной войне между отдельными группами разросшейся Рюриковой династии: «...з добрым бо думцею князь высока стола добудет, с лихим думцею, меншего лишен будет». Конечно, богатство такого князя представляется Заточнику неисчерпаемым («ни чашею бо моря расчерпатп, ни нашим иманием твоего дому истощити»), когда он призывает князя не «сгибать» руки «на подание убогим», «не воздержать злата ни сребра», но «раздавать людем».

От Корсуня до Калки.

Составление, комментарии, сопроводительный текст О. М. Рапова.

– М.: Молодая гвардия, 1990 г. – 558 с.

– (История Отечества в романах, повестях, документах. Век X-XIII). С. 269-271.

Вопросы и задания: